Современный институционализм возник не на пустом месте. У неоинституционалистов были предшественники — представители «старого», традиционного институционализма, которые также пытались наладить связи между экономической теорией и правом, социологией, политологией и т.д. Однако между взглядами «старых» институционалистов (Т. Веблен, Дж. Коммонс, У. Митчелл) и неоинституционалистов есть, по крайней мере, три коренных различия.

Во-первых, «старые» институционалисты (в частности, Дж. Коммонс в «Правовых основах капитализма») двигались от права и политики к экономике, пытаясь подойти к анализу проблем современной экономической теории при помощи методов других наук об обществе. Неоинституционалисты идут прямо противоположным путем — изучают политологические, правовые и многие другие проблемы общественных наук при помощи методов неоклассической экономической теории и прежде всего с применением аппарата современной микроэкономики и теории игр.

Во-вторых, «старый» институционализм базировался, прежде всего, на индуктивном методе, шел от частных случаев к обобщениям, в результате чего общая институциональная теория так и не сложилась. Институты здесь анализировались без общей теории, в то время как ситуация с основным течением экономической мысли была, скорее, обратной: традиционная неоклассика была теорией без институтов. В современном институционализме положение коренным образом меняется: неоинституционализм использует дедуктивный метод — от общих принципов неоклассической экономической теории к объяснению конкретных явлений общественной жизни. Здесь сделана попытка анализировать институты на базе единой теории и внутри нее.

В-третьих, «старый» институционализм как течение радикальной экономической мысли преимущественно обращал внимание на действия коллективов (в первую очередь профсоюзов и правительства) по защите интересов индивида; неоинституционализм ставит во главу угла независимого индивида, который сам, по своей воле и в соответствии со своими интересами решает, членом каких коллективов ему выгоднее быть.

Общая характеристика «традиционных течений» институционализма

•          Подход к экономике с точки зрения Общего, целого: «холизм»

•          Единицей анализа является государство, система, сложившиеся традиции, инстинкты, привычки

•          Человек не принимает решения рационально, суверенно, а действует: по приказу; по инерции;  по привычке.

•          Человек подчиняется правилам, которые воспринимает как данность

•          Эта система правил первична по отношению к отдельному человеку

•          Этот подход критически направлен против классической и неоклассической теории. Против методологического индивидуализма

Рождение традиционного институционализма

Первым институционалистом стал Торстейн Веблен. В своих работах он, прежде всего, начинает критиковать принцип рационального поведения — принцип, лежащий в основе неклассической экономической теории. В противовес ему Веблен выдвигает теорию о роли инстинктов в экономико-социальном поведении человека. Он считает, что поведение человека зависит от инстинктов и привычек. Причем инстинкты человека, которые он наследует подсознательно, отличаются от инстинктов животных. Веблен выделяет инстинкты труда, мастерства, праздного любопытства, родительский инстинкт, инстинкт себялюбия, а также инстинкт подражания.

Инстинкты труда и мастерства отделяют людей от животных. Инстинкт мастерства побуждает человека добиваться совершенства при изготовлении любого предмета. Инстинкт праздного любопытства лежит в основе игр и, в частности, по Веблену, в основе обмена. Праздному любопытству мы обязаны и всеми научными открытиями, ибо ученые руководствуются именно этим инстинктом. Родительский инстинкт, согласно Веблену, порождает коллективизм, а инстинкт себялюбия — индивидуализм, что позволяет ученому легко уйти от ответа на вопрос, почему в обществе мы наблюдаем проявления как индивидуализма, так и коллективизма.

Возникновению институтов, закрепляющих устойчивые образцы поведения в обществе, способствует инстинкт подражания. Веблен утверждает, что людям в огромной мере свойственно стадное чувство, которое и определяет их экономическое поведение. Отсюда характерное для людей демонстративное потребление, присущее им тем больше, чем они богаче¹⁶. Люди, по мнению Веблена, производят значительное количество трат просто потому, что кто-то их уже произвел. Они тратят огромные деньги на совершенно бессмысленные вещи, следуя определенному примеру, моде. Так, если бы люди среднего достатка не делали глупостей в течение своей жизни, они могли бы построить себе дом, а не жить в наемной квартире. Однако люди максимизируют не благосостояние, а собственный престиж в глазах других.

Скажем, масса людей отказывается носить совершенно добротные костюмы, купленные всего два года назад. Вместо того чтобы вкладывать деньги в прибыльные финансовые активы или производные ценные бумаги, они покупают себе костюм с широкими лацканами, ибо в этом сезоне почему-то моден именно такой костюм. Или из страты, в которой нет автомобиля, люди хотят перейти в страту, в которой автомобиль есть, и поэтому предпочитают не расширять свой бизнес, но купить автомобиль. Или они тратят состояние не на постройку нового завода, а на покупку яхты, и только потому, что у Моргана, который уже достиг благосостояния, есть не только заводы, но и яхты, и люди подражают ему. Они хотят воспроизвести все, что есть у Моргана, и таким образом воспроизвести его успех, но даже не пытаются отделить при этом важное от неважного.

Заметим, что любой обычай есть не что иное, как необдуманный подражательный регулятор. Пока нет письменности, науки, жизнь людей регулируется обычаями. В обычае человек черпает некий успешный пример и воспроизводит его от А до Я. Это значит, что ему надо идти сеять яровые не просто 25 апреля, а непременно в красной рубахе. Его ум способен ухватить и воспроизвести все только в комплексе. Он не в силах выделить главное¹⁷.

Высмеивая идеи совершенной рациональности и индивидуализма, Веблен в присущей ему яркой и образной манере писал:

Гедонистическая концепция человека представляет его в виде счетчика удовольствия и страдания, однородного шара, состоящего из стремления к счастью и пульсирующего под действием стимулов, которые перемещают его в пределах замкнутого пространства, не нарушая при этом его целостности. У него нет ни прошлого, ни будущего. Он является изолированной и конечной человеческой данностью в состоянии равновесия, нарушаемого лишь колебаниями под действием толчков, которые  двигают его то туда, то сюда¹⁸.

Но если определяющую роль в поведении человека играют инстинкты и привычки, то экономика должна быть наукой эволюционной. Понять, почему люди ведут себя сейчас именно так, а не иначе, можно, лишь зная, как они вели себя в прошлом. Именно в этом, с точки зрения Веблена, заключается основной недостаток неоклассической теории, которая исследует текущий выбор человека без учета прошлого. А без него понять настоящее невозможно.

Основные положения критики Вебленом неоклассической теории можно свести к следующему.

• Эта теория не рассматривает характерные для поведения человека аспекты эволюционных изменений. Соответственно, при анализе поведения игнорируются такие важнейшие факторы, как приобретенный социально-экономический опыт, знания и навыки.
• Эта теория, игнорируя любые формы социального влияния на предпочтения индивидов, сводит самих индивидов к машинам, которые механически действуют по вложенным в них программам потребления в соответствии с заданной функцией полезности.
• Эта теория представляет собой систему логических и математических выводов из стилизованных фактов, взятых из бизнеса и психологии, не всегда аккуратных, а иногда просто ошибочных. Опора на эти факты при выборе базовых предпосылок приводит к некорректным прогнозам поведения индивида.

Однако критикуя неоклассическую теорию, Веблен практически ничего не предлагает взамен. Подобно другим ранним институционалистам, он дает лишь философское объяснение изучаемого феномена и не выдвигает никакой модели, которая позволила бы, подставив в нее конкретные данные, предсказать динамику развития того или иного института.

Еще один яркий представитель традиционного институционализма — Уэсли Митчелл. Он известен как активный сторонник использования эконометрических методов в экономических исследованиях. Митчеллу принадлежит фундаментальное исследование циклов деловой активности¹⁹. Связывая их с существующими в обществе институтами, он утверждал, что стандартизация поведения, которая обусловлена институтами, на макроуровне позволяет увидеть регулярность динамики экономики в целом, т. е. увидеть эти циклы. С точки зрения Митчелла, циклы связаны с динамической природой любой экономики. Они основаны не на равновесных состояниях системы, а на взаимодействии технологических сил, вызывающих изменения, и институциональных факторов, ограничивающих эти изменения и задающих стабильную социальную структуру²⁰.

Имя третьего из основателей традиционного институционализма — Джона Коммонса — ассоциируется с документированием историко-экономической информации, работами по вопросам труда²¹ и регулирования сектора коммунальных предприятий (public utilities), а также с предложенной им аналитической схемой, в которой сделан акцент на эволюцию правовых институтов разрешения конфликтов.

Академическая карьера Коммонса складывалась не столь гладко, как карьера Веблена или Митчелла. Коммонс не был таким ярким лектором, как Веблен, и имел сравнительно мало учеников в тех университетах, где ему довелось работать²². Поэтому его идеи распространялись, главным образом, через печать. До 1924 г. никаких упоминаний о нем в контексте институционализма нет (в начале карьеры он активно занимался проблемами рынка труда). Однако после публикации в 1924 г. работы «Правовые основы капитализма» он тут же был отнесен к институционалистам²³.

В этой работе Коммонс говорит о том, что из-за редкости ресурсов участники взаимодействия сталкиваются не только с задачей их распределения между конкурирующими способами использования (чем, собственно, занимается неоклассическая теория), но и с необходимостью кооперироваться друг с другом, что неизбежно приводит к конфликту интересов. Для их гармонизации или, по крайней мере, для создания возможностей кооперации необходимы коллективные действия.

По Коммонсу, коллективные действия контролируют действия индивидуальные через физические, моральные или экономические санкции. Таким образом, коллективные действия выступают в качестве ограничителей действий индивидуальных. Но их ограничительная функция — не единственная. Коллективные действия могут также расширять рамки индивидуальных действий.

Организованные формы коллективного действия (в терминологии Коммонса —  going concern), к которым относятся государство, политические партии, суды, профсоюзы, фирмы, церковь и пр., а также всевозможные правила, нормы, обычаи и законы, которые регулируют деятельность индивидов и фирм, носят название рабочих правил.

Окружающие условия постоянно меняются, поэтому для эффективной работы экономики модификация и подстройка рабочих правил неизбежна. В силу этого экономика — эволюционная наука. Например, с точки зрения Коммонса, переход от феодализма к капитализму обусловлен постепенным появлением новых практик и, соответственно, новых рабочих правил. Формулировали правила (с учетом прошлого опыта) суды, которые решали, какие практики выгодны в новых условиях, и легализировали их. В этом смысле позиция Коммонса сходна с позицией Веблена. Однако в отличие от Веблена он не отвергает неоклассику, а лишь говорит о необходимости дополнить анализ институциональными факторами.

Работа Коммонса опирается на англосаксонскую систему права. В этой традиции право является прецедентным, и, следовательно, роль судей здесь необычайно велика — ведь от них зависит, какое правило применить и каким образом. Именно поэтому анализ Коммонса годится лишь для стран с той же системой права.

Коммонс полагал, что наиболее важными задачами экономического исследования  являются изучение влияния структуры существующих рабочих правил на поведение индивида и изучение механизмов эволюционной селекции правил во времени (поведение отдельных коллективов, судов, правительств). Что же касается его взглядов на будущее американского капитализма, то они были весьма оптимистичны. По его мнению, для решения накопившихся проблем было достаточно лишь незначительной корректировки и институциональных реформ в некоторых областях. Капитализм как систему Коммонс под сомнение не ставил. В этом он отличался от Веблена, который считал коренные реформы необходимыми. Во многом такую разницу в позициях можно объяснить социальным происхождением ученых: Коммонс был из семьи первопоселенцев Америки, а Веблен — сыном эмигрантов.

-

В формировании институционального направления исследований, помимо Веблена, Митчелла и Коммонса, принимали участие многие ученые. Но основные исследования были проведены научными коллективами, которые сложились вокруг нескольких крупных университетских центров.

Проблемы традиционного институционализма

Почему американский институционализм, несмотря на обилие интересных идей, не стал основным течением экономической мысли XX в.? Почему он не вытеснил неоклассическую теорию, если критика с его стороны была совершенно обоснованной?

Тому есть как внешние, так и внутренние (возникшие внутри самого течения) причины. Среди внешних факторов, оказавших негативное влияние на институционализм в 1930—1940-е гг., можно назвать следующие.

Во-первых, с середины 1920-х гг. социология стала самостоятельной наукой, отделившись от экономики, а в психологии самым популярным течением (причем в ущерб изучению инстинктов и привычек) сделался бихевиоризм, для которого сознание, мотивация и креативность не были предметами специального анализа. И хотя институционалисты нападали на гедонистические основания экономики, к этому времени у них самих еще не сформировалась общая платформа для анализа поведения индивида. Таким образом, институционализм потерял одно из своих сильных качеств — междисциплинарность, которая делала его столь привлекательным для лучших умов из всех смежных дисциплин.

Во-вторых, Великая депрессия и новый курс Рузвельта также создали ряд проблем. Для институционалистов, как и для остальных экономистов, Великая депрессия стала неприятным сюрпризом. Оказалось, что теория циклов деловой активности Митчелла, принятая традиционными институционалистами, не способна ее спрогнозировать и объяснить.

В-третьих, в это время появилось и начало активно развиваться кейнсианство. Благодаря ему рассмотрение агрегированного экономического производства, национальной статистики доходов, безработицы также было отнесено к мейнстриму экономики. Кейнсианская экономика стала заниматься вопросами эмпирики и тестирования, а это означало, что институционализм — уже не единственное эмпирическое направление в экономике.

Однако было бы некорректным объяснять все проблемы негативным влиянием внешних факторов. Помимо них, существовали и внутренние проблемы. Действительно, институционализм как течение был определен лишь в общих терминах, и в рамках этого течения в 1930-е гг. наметилось движение скорее к сепаратизму, нежели к объединению. Ведущие исследователи развивали свои версии институционализма, нимало не заботясь о том, чтобы найти общий язык с коллегами. В результате, к концу 1940-х гг. институционализм как единая исследовательская программа, в которой анализируются и количественные методы, и циклы деловой активности и которая связана и с психологией, и с правом, и с социологией, практически перестала существовать.

Течение было оттеснено на периферию, но неудовлетворенность господствующей неоклассической теорией осталась. И тогда период накопления фактов и тотальной критики неоклассики сменился периодом кристаллизации новых идей. Если раньше основы неоклассики просто отвергались, то теперь началась их модификация, которая в конечном итоге привела к формированию нового течения — неоинституционализма.