Подход Хофстеда, одного из самых известных специалистов по вопросам культуры, в чем-то схож с подходом Норта и Дензау, которые определяют культуру через общие ментальные модели. Хофстед полагает, что во многом поведение человека зависит от его ментальных программ (он «запрограммирован» на их реализацию). Под ментальными программами Хофстед понимает «образцы размышлений, чувств и действий». Он выделяет три уровня таких программ (рис. 2.6).
Рис. 2.6. Три уровня ментальных программ
На нижнем уровне находятся универсальные, схожие для всех индивидов программы. Они наследуются генетически и являются неотъемлемой частью человеческой природы. На среднем уровне находятся те ментальные программы, которые специфичны для конкретной группы индивидов. Они формируются путем социального обучения при постоянном взаимодействии внутри группы. Модели этого уровня Хофстед называет культурой. На самом высоком уровне находятся ментальные программы, специфические для конкретного индивида. Они определяют его индивидуальность, отличают его от других. Частично эти программы наследуются генетически, частично формируются путем обучения.
С точки зрения Хофстеда, наибольший интерес для анализа представляет именно уровень культуры. Для анализа культурных особенностей различных групп он разработал специальную методику, к обсуждению которой мы вернемся в главе «Теория организаций» в контексте организационной культуры и в главе «Институты и институциональные изменения» в контексте межстрановых культурных различий.
Говоря об экономической культуре, как о той части культуры, которая касается экономических взаимодействий, имеет смысл выделить три ее уровня — массовую экономическую культуру, экономическую культуру лиц, принимающих решения на уровне организаций, и теоретическую экономическую культуру. Эти уровни образуют пирамиду экономической культуры (рис. 2.7а)
Рис. 2,7а. Пирамида экономической культуры
Первый (нижний) этаж пирамиды — массовая экономическая культура . Это ценности, знания, навыки и представления массы потребителей, массы наемных работников. Это культура лиц, принимающих решения только за себя и за свою семью. На этом уровне явные знания как элемент культуры практически не оказывают влияния на экономическое поведение, которое обусловлено, в первую очередь, ценностями и навыками. Навыки приобретаются за счет имитации успешных образцов поведения окружающих, причем имитируются они обычно без критического осмысления и оценки. В моменты кризисов социального сознания и резких изменений экономического устройства, когда в обществе идет пересмотр ценностей, такая имитация может стать причиной массового неэффективного поведения, например, участия в финансовых пирамидах . В принципе, не нужно глубоких экономических знаний, чтобы понять, что пирамида существует только до тех пор, пока новые люди приносят в нее деньги, и что она развалится сразу, как только этот процесс прекратится. Однако люди несли деньги в МММ и другие пирамиды , руководствуясь принципом «другие несут, понесу и я».
Еще один пример. В настоящее время большинство россиян не сознает, что хорошо сделанная работа достойна уважения, и для нас сейчас это главная ценностная проблема массовой экономической культуры. Вероятно, корни данной проблемы в том, что многие наши сограждане всю жизнь работали, не получая нормального вознаграждения и уважения за свой труд во времена советской экономики, а еще раньше — при крепостном праве. А ведь очень часто требуется примерно одно и то же время и одни и те же усилия, чтобы сделать какую-то вещь хорошо или плохо!
Второй этаж пирамиды — экономическая культура менеджеров и руководителей организаций (decision-makers), составляющих так называемое управленческое звено организаций. Решения управленцев распространяются уже на десятки, сотни и тысячи людей, которые возложили на них реализацию собственных интересов, делегировав им свое право принятия решений.
Третий (верхний) этаж пирамиды — теоретическая экономическая культура . Это культура профессиональных экономистов. Если в нашей стране миллионы людей вовлечены в массовую экономическую культуру и сотни тысяч — это лица, принимающие решения, то десятки тысяч (не больше!) — это профессиональные экономисты, создающие схемы, которыми пользуются и люди, принимающие решения, и люди
массового экономического поведения. Анализируя решения других, профессиональные экономисты сами не принимают решения. Они обобщают и выдают готовые блок-схемы таких решений.
Заметим, что чем выше мы поднимаемся по пирамиде экономической культуры , тем в большей степени принимаемые решения основываются на теоретических знаниях и тем меньшую роль при принятии решений имеют ценности (см. рис.2.7б). Ценности определяют именно массовое экономическое поведение. Ими обусловлены стимулы и конкретные поведенческие ограничения, специфика экономической деятельности и ее результаты. Благодаря этому в одних и тех же экономических условиях и под влиянием одной и той же экономической политики различные группы, принадлежащие к разным культурам, могут развиваться по-разному. Примеров тому очень много — китайские семьи в Таиланде, Малайзии, Индонезии, США, японские диаспоры в Бразилии и США и т. д.
Ценности могут способствовать экономическому росту (как это произошло в США, где успешно развивается китайский семейный бизнес), а могут, напротив, его замедлять (как это произошло в России в начале рыночных реформ, когда ценности, сформировавшиеся в рамках плановой экономики, существенно снижали эффективность новых механизмов хозяйствования). При этом влияние одной и той же ценности может быть прямо противоположным в разные периоды развития. Например, для японцев характерна высокая норма сбережения. Подобное отношение к деньгам сформировалось в тяжелые послевоенные времена и способствовало экономическому росту Японии до тех пор, пока не началась длительная рецессия. Теперь оно стало препятствием: японцы полагают, что при кризисе надо больше сберегать, и даже повышение выплат и субсидий, стимулируемое правительством, не способно заставить их больше тратить.
40) Особенности развития домохозяйств в постсоветской России.
В условиях переходной экономики есть домохозяйства как с рыночным типом поведения, так и близкие к поведению при командной экономике – ориентирующиеся на патерналистскую роль государства и на сетевые (прежде всего семейные) связи. Поскольку 1990-е ознаменовались затяжным экономическим кризисом, первоочередной целью российских домохозяйств стало выживание, а не развитие.
Стратегия выживания требует диверсификации занятости. Это означает ориентацию на доходы не только от официальной работы в легальном секторе, но и на извлечение доходов за счет теневой экономической деятельности, на самообеспечение продуктами питания за счет личных подсобных хозяйств – ЛПХ (дач, огородов и т.п.). По мнению ряда исследователей, продукция ЛПХ являлась в России 1990-х одной из наиболее важных статей доходов домохозяйств. Такое традиционное поведение, когда люди не стремятся увеличить доходы, а сокращают потребности, является типичной ситуацией для кризисных переходных экономик.
Ориентация многих российских городских семей на ЛПХ чаще всего экономически неэффективна. Выяснилось, например, что те, кто получает часть продуктов питания от своих дач и огородов или от родственников, тратят на покупку продуктов питания такое же количество денег, как и те, кто ничего не выращивает. Таким образом, «дачная экономика» забирает время, но почти не дает экономии денег. Это, казалось бы, нерациональное поведение во многом объясняется крестьянскими корнями многих городских семей, силой привычки и зачастую единственной возможностью разнообразить свой досуг, «совместив приятное с полезным» для старшего поколения.
В сфере потребительского поведения российских домохозяйств заметна их резкая дифференциация. Бывшие ранее в условиях командной экономики более-менее равными официальные стандарты потребления сменились контрастом между доходящим до анекдотизма демонстративным снобистским потреблением «новых русских» и вынужденным полунищенским существованием «старых русских» («новых бедных»). Действия «новых бедных» в самом начале «перехода к рынку» подчинялись общей цели выживания. Это проявлялось в закупках максимально дешевых благ первой необходимости при очень низкой чувствительности к их качеству и другим неценовым характеристикам. Когда в конце 1990-х начался экономический рост, обедневшим российским домохозяйствам стало легче приспосабливаться к новым условиям, они начали обращать внимание не только на цену, но и на качество приобретаемых товаров.
Что касается домохозяйств «новых богатых», то их потребительское поведение в основном было обусловлено воздействием рекламы и мнимыми представлениями о западных стандартах демонстративного потребления. На современном Западе уже не принято выставлять богатство «напоказ», поэтому «новые русские» воспринимаются там как пародия на «скоробогачей» столетней давности. У обычных россиян демонстративное потребление «новых русских» также вызывает осуждение как «пир во время чумы».
