Появление софистов на философском горизонте сопровождалось четкой
постановкой вопроса о роли субъекта (человека) в процессе познания. Тем
самым софисты впервые выдвинули гносеологическую проблему достоверности
человеческих знаний и возможности объективных истин. Нельзя сказать,
чтобы эта проблема была вовсе чужда предшествующим мыслителям, скажем,
Гераклиту, Пармениду или Демокриту. Однако хотя Гераклит и Парменид
подчеркивали принципиальное отличие «истины» от «мнения», а Демокрит —
«светлого» знания от «темного», тем не менее ни один из них не
сомневался в том, что человеку доступно объективное знание, достоверная
истина. Софисты же впервые подвергли решительной критике
распространенное убеждение в возможности достоверного знания и выдвинули
идеи о субъективном характере человеческих представлений и оценок,
идею, согласно которой истина (добро, прекрасное и т. п.) существует
лишь для нас, для людей. С этой точки зрения нет и не может быть ничего
истинного, справедливого или прекрасного вне и независимо от человека и
общества. Но так как у разных людей, народов и групп общества — разные
представления об истинном, справедливом и прекрасном, то отсюда следует,
что сколько людей, столько истин, столько оценок и мнений о
справедливом и прекрасном. 119 Эта схема мысли
характерна и для Протагора. В своих рассуждениях он исходит из тезиса
гераклитовца Кратила, утверждавшего, что о вещах, вовлеченных во
всеобщий процесс движения и изменения, нельзя сказать ничего
определенного. И если мы тем не менее утверждаем нечто о вещах, то из
этого факта еще не следует, что наши суждения обладают объективной
ценностью и не являются субъективными: необходимо помнить, что свойства и
качества вещей суть отношения и возникают в результате взаимодействия
вещей, их движения и изменения. Поэтому нельзя говорить о существовании
вещей самих по себе. Далее, сами ощущения, появляющиеся вследствие
взаимодействия воспринимаемого предмета и воспринимающего органа
чувства, существуют до тех нор, пока имеется названное взаимодействие. И
потому, если нет одновременного взаимодействия объекта и субъекта, то
нет и самого предмета и его чувственно воспринимаемых свойств (см.
Платон, Теэтет, 157 а-в). Субъективный характер наших знаний о вещах и
мире обусловливается также психологической организацией воспринимающего
субъекта, его состоянием и его отношением к окружающей среде. Из
сказанного следует, что никаких объективных знаний нет, есть только
«мнения». Всякое мнение в равной мере истинно и ложно: о каждой вещи
можно высказать одновременно разные и, более того, противоречащие одно
другому суждения, причем они будут одинаково убедительны. Ибо "каким
каждый человек ощущает нечто, таким, скорее всего, оно и будет для
каждого (152 е), то есть все, что кому как кажется, так оно и 120 есть".
Отсюда принцип: "Мера всех вещей — человек…" (152 а). То есть мир вещей
таков, каким он представляется в наших ощущениях; знание о мире не
выходит за пределы ощущений и переживаний субъекта. Конечный вывод
объективная истина, в строгом смысле слова, невозможна. Но если
объективной истины нет и человек является мерой (критерием) всех вещей в
своем представлении, то он является мерой всех норм и в своем
поведении. И если для каждого истинным (нравственным, законным и т. д.)
является то, что ему кажется таковым, то мы не гарантированы от
вытекающего отсюда вывода, что каждому, говоря словами Ф. М.
Достоевского, "все позволено". Далее, если истины нет, а есть
лишь мнения в качестве описаний психологических переживаний субъекта, то
как отличить просвещенного человека от невежественного и умного от
глупого? И как быть с общеобязательными суждениями, если таковые
имеются, а также с правовыми и нравственными нормами, принятыми в том
или ином государстве? Учитывая возможность такого рода вопросов,
Протагор устанавливал различие в ценности тех или иных мнений: «истинны»
те мнения, которые полезны людям. Например, медицина истинна, так как
полезна людям. То же самое можно сказать относительно земледелия и
любого полезного ремесла. Задача софиста, как учителя, заключается, по
Протагору, в том, чтобы помочь ученику сделать правильный выбор, избрать
мнение, приносящее пользу, и избегнуть мнения вредного. В области же
общеобязательных правовых и нравственных норм Протагор, избегая
крайнестей 121 индивидуализма и утилитаризма,
попытался ограничить свой релятивизм; субъективные суждения отдельных
людей он заменил коллективным субъективным мнением большинства людей по
принципу демократического голосования. Иначе говоря, Протагор предложил
рассматривать в качестве критерия «истинности» мнения то мнение
(суждение), которое в данное время разделяется большинством граждан (см.
Платон. Теэтет, 167 с). Но в этом случае со всей
определенностью вставал вопрос о богах, об их объективном существовании.
Из рассуждений Протагора следовало, что "боги существуют не по природе,
а вследствие искусства и в силу некоторых законов" (Платон. Законы, X,
889 с). На вопрос о том, существуют ли боги сами по себе ("по
природе") и независимо от согласованного «мнения» большинства людей,
Протагор давал несколько уклончивый ответ: не решаясь на открытый
атеизм, он выдвигал скептический тезис: "О богах я не умею сказать,
существуют ли они или нет, и каковы они по виду.; Ведь много препятствий
для знания — неясность дела и краткость человеческой жизни" (80, В 4
ДК). Известно, что скептицизм Протагора в отношении объективного бытия
богов был квалифицирован общественным мнением Афин как «нечестивость».
Более того, философ подвергся судебному преследованию; он был осужден
на; смертную казнь, но спасся, бежав из Афин. Его книга, "О богах" была
публично сожжена. Отправляясь от идеи об условном (договорном)
характере правовых и нравственных норм, а также религиозных
представлений, софист Критий пришел к выводу о 122 религии
как выдумке умного законодателя (88, В 25 ДК). Согласно Критик",
религия была введена в качестве дополнительной меры к законам. Так как
закон в силах воспрепятствовать лишь совершению явных несправедливостей,
мудрый законодатель заменяет истину полезной ложью и убеждает людей в
бытии всевидящего и всеслышащего существа, карающего за несправедливые
поступки и деяния; внушив страх перед божеством, мудрый законодатель
помещает выдуманное существо бога на небо, где сверкание молнии, удары
грома, дождь, звезды, восход и заход солнца пленяют воображение людей и
вселяют в их сердца постоянный трепет. Хотя теория познания
Протагора страдала односторонностью (не выходила за рамки психологии и
психологизма, то есть ограничивалась описанием ощущений и восприятии
субъекта, его переживанием), тем не менее она была значительным
завоеванием теоретической мысли. Тезис Протагора о человеке как «мере»
вещей представлял собой открытие человеческого индивида, конкретной и
неделимой индивидуальности (личности). Не будет чрезмерным
преувеличением, если мы скажем, что подобно тому как Левкипп и Демокрит в
области космогонии провозгласили атомы теми далее неделимыми частицами,
из которых состоят все вещи, Протагор в области антропологии признал
отдельных индивидов теми «атомами», из совокупности которых образуется
общество, человеческий коллектив1. _______________ 1
Разумеется, простая совокупность «атомов» не составляет еще Целостности в
природе или обществе, но, с другой стороны, и никакая целостность
невозможна без совокупности составляющих элементов. 123 Внимание
Протагора и софистов было направлено на отдельных индивидов и на
многообразие форм общественной жизни — на пестрое разнообразие обычаев,
нравов и укладов жизни людей, на подвижный и изменчивый характер
общественных явлений. Все неизменное и постоянное было объявлено
фикцией. Они объявили фиктивными и всякие общие определения и понятия. С
этой точки зрения нельзя говорить, например, о сущности человека
вообще. Поиски "человека вообще" ("универсального" человека философов)
были признаны бесполезным занятием. Таким же занятием они провозгласили
поиски "истины вообще", "справедливости вообще" и чего бы то ни было
«вообще». По логике рассуждений Протагора и его последователей,
бессмысленно предполагать существование отвлеченной истины, истины как
таковой, как абстракции (т. е. безотносительно к живому человеку и
конкретным народам, независимо от их стремлений, интересов, нужд в
данное время и в данных обстоятельствах). В терминах же современной
философии сказанное означает: абстрактной истины нет, истина всегда
конкретна. Высказанное относительно истины полностью применимо и к
представлениям (оценкам) людей о справедливом, прекрасном и тому
подобном. Софисты довольно убедительно обосновали свой
релятивизм и субъективизм поразительным расхождением моральных
(эстетических и т. п.) оценок и правовых норм разных обществ, стран и
народов, утверждая, что бессмысленно говорить о добре и зле,
справедливости и несправедливости, о похвальном и позорном и т. п.
безотносительно к людям, народам и государствам. Тем самым 124 ставилась
под сомнение правомерность поисков какого бы то ни было морального
(правового, эстетического и т. п.) определения, тщетность любого
разграничения противоположностей (истины и лжи, добра и зла и т. д.). Очевидно,
что логика рассуждений Протагора и софистов вела их к полному
релятивизму во всех областях знания и культуры, ибо их
индивидуалистическая установка в понимании общества и общественной жизни
дробила общество на отдельные «атомы», выдвигала на первый план
индивидуальное, специфическое и особенное, забывая при этом общее
(всеобщее), объявляя общее (всеобщее) фикцией. Против
индивидуализма, субъективизма и релятивизма софистов со всей
решительностью выступил Сократ, но с позиций, существенно отличающихся
от позиций широкого круга его сограждан. Глубокая пропасть, разделявшая
софистов и Сократа, казалось бы, исключала наличие элементов общего в их
воззрениях. Однако это не совсем так. Достаточно сказать, что и для
софистов, и для Сократа фундаментальной проблемой философии стала не
космологическая, как у их предшественников, а антропологическая
проблема, не мир и миропорядок, а человек и его жизнь. Все
натурфилософские (космологические и онтологические) проблемы были
объявлены ими второстепенными и мало значащими. "Чему можно научиться у
деревьев?" спрашивает Сократ (Платон. Федр, 230). Софисты и Сократ не
разделяли представления своих предшественников о человеке как лишь части
космоса; они провозглашали человека центром мироздания. Можно сказать,
что тезис Протагора о человеке как «мере» всех вещей в известном смысле 125 разделяется
Сократом. В конечном счете, общим для софистов и Сократа является то,
что они ориентировали философию на постановку вопроса о сущности
человека, его месте и назначении в мире. Этим они как бы
«гуманизировали» философию, поставили перед ней гуманистические цели и
задачи. Но за этой общностью понимания главных целей и задач философии
кроются принципиальные разногласия. Прежде всего они касаются трактовки
понятия «человек». Софисты, имея в виду отдельного индивида,
указывали на различия между людьми. Софист Горгий заходил в этом
отношении столь далеко, что говорил о невозможности единого понимания
какого-либо предмета разными лицами, находящимися в различных условиях.
Он считал, что выраженный данным термином единый предмет, составляющий
единое содержание мысли, в процессе его восприятия людьми распадается на
множество содержаний мысли и теряет свое единство. С этой точки зрения
предмет не будет тождествен себе и для одного и того же человека, ибо в
разное время и в разных условиях его возможности и способности
восприятия будут разными. В отличие от софистов Сократ был
убежден, что при всем многообразии людей, при всем различии их образа
жизни, поведения и переживаний всегда имеется нечто, что объединяет их и
может быть выражено единым понятием или идеей. Стало быть, разные лица
могут иметь единое понимание чего-либо. Так, если, скажем, речь идет о
добродетели и множестве ее проявлений, то вполне возможно говорить о
единой добродетели самой по себе, безотносительно к ее частям
(проявлениям). В 126 диалоге Платона «Протагор» (329 d
и ел.) Сократ говорит, что существование добродетели как единого целого
аналогично существованию человеческого лица, которое связывает в единое
целое свои части: рот, нос, глаза и уши. Как бы ни различались по виду и
функциям части лица и как бы они в чем-то ни были сходны, они не
составят всего лица, взятые в отдельности. Лицо есть нечто общее, единое
и цельное; оно неразделимо на части, хотя и состоит из частей. Оно
объединяет части, охватывает их все и образует из них целое. По
мнению Сократа, аналогичное можно сказать и о добродетели. Она имеет
множество проявлений: мужество, справедливость, благочестие,
сдержанность и т. д. Но это еще не дает права расчленять единую
добродетель на множество кусочков (на множество ее проявлений) и
отрицать существование добродетели как целостности, или структуры,
говоря современным языком. Единство добродетели как целостности и
составляет единое содержание мысли, тождественное содержанию понятия в
процессе рассуждений разных лиц в разных условиях о добродетели.
Сказанное может быть отнесено и к таким понятиям, как истина,
прекрасное, справедливое и т. д. Существенными были также
различия в отношении Сократа и софистов к мифу, к мифологическим образам
и преданиям. Софисты стремились к аллегорическому истолкованию мифов,
пытались найти в мифических представлениях разумный смысл. Так, согласно
Продику, религиозно-мифологические образы богов возникли в результате
обожествления всего того, что полезно человеку: древние люди
обожествляли солнце, луну, реки, 127 источники и
вообще все, что поддерживает жизнь человека; по этой причине богиней
земледелия была Деметра, богом вина — Дионис, воды Посейдон, огонь
отождествлялся с Гефестом. Считая попытки интерпретировать мифы
о богах и героях бесполезным занятием, Сократ призывал обратиться к
исследованию самих себя с тем, чтобы выяснить, каковы люди по своей
природе и назначению, каков человек по своей сути и чего вообще он стоит
(см. Платон. Федр, 230 а). Этот вопрос Сократ считал единственно важным
и серьезным, таким, по сравнению с которым все остальные теряют свою
ценность. Метод, предложенный Сократом для решения этой фундаментальной
проблемы, есть метод самопознания. Так понимал и истолковывал один из
важных моментов учения Сократа его гениальный ученик Платон.
|
