Глава 4 "БУРЖУАЗНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ": МИФОЛОГЕМА ИЛИ "РЕАЛЬНОСТЬ"? Достаточно абстрактное, чтобы поре,- ждать разнообразные символы, достаточно конкретное, чтобы служить неиосред. ственно досягаемым предметом ненависти, понятие буржуазии... Ф. Фюре "Прошлое одной иллюзии" Теперь настал черед обратиться ко второй части ключевой формулы марксистской интерпретации французских событий конца XVIII в., а именно к трактовке их как "буржуазной революции". Согласно марксистской социологии, "буржуазный" характер революции определяется, прежде всего, ее целью, каковой является "уничтожение феодального строя или его остатков, установление власти буржуазии, что создает условия для капиталистического развития". Кроме того, особенностью "ранних буржуазных революций", к которым относили и Французскую революцию XVIII в., признавалось то, что их "руководителем, гегемоном была буржуазия"1. Впрочем, тезис о том, что именно буржуазия сыграла ведущую роль во Французской революции, появился в историографии задолго до возникновения марксизма. Еще в 1790 г. Э. Бёрк в своих знаменитых "Размышлениях о революции во Франции" назвал "людей денежного интереса" в числе инициаторов и главных действующих лиц восстания против монархии2. Его политический оппонент Дж. Макинтош, автор одной из первых исторических работ о причинах Французской революции, хотя и спорил с Берком по другим вопросам, эту мысль не только поддержал, но и развил: "Представители торговых и финансовых кругов всех европейских стран меньше страдали предрассудками, были более либеральными и образованными, чем земельные собственники — джентри. Их кругозор расширился, благодаря разветвленным связям со всем человечеством: сказалось большое влияние торговли на распространение в современном мире духа свободолюбия. Мы не должны удивляться, что этот просвещенный класс более других предан свободе и является самым ревностным сторонником политических преобразований"3. 1 Советский энциклопедический словарь. М., 1979. С. 181. 2 Sur/ce Е. Reflections on the Revolution in France / / The Works of the Rt- Hon. Edmund Burke. L., 1808. Vol. 5. P. 204-207. 3 Mackintosh J. Vindiciae Gallicae / / Mackintosh J. The Miscellaneous Works. Philadelphia, 1846. P. 426. 100 Впрочем, и для Бёрка, и для Макинтоша, и для других участников дебатов о Французской революции, развернувшихся в Англии дО-х годов XVIII в., этот тезис не имел принципиального значения. fe, кто его высказывал, вольно или невольно проецировали на французские события ситуацию в британском обществе, где торгово- промышленные круги действительно уже достаточно давно были активным субъектом политики. Однако, узнавая больше о происходившем во Франции, некоторые авторы порой существенно меняли свой взгляд на роль предпринимателей в Революции, как это сделал, например, Верк-". Развернутое обоснование данный тезис получил несколько позднее — во французской либеральной историографии эпохи Реставрации, став краеугольным камнем трактовок Французской революции, предложенных Ф. Минье и А. Тьером. Суть событий конца XVIII в. они видели в борьбе за власть между общественными "классами": "аристократией" ("привилегированными"), "буржуазией" ("средним сословием") и "народом". Так, Минье утверждал, что падение абсолютной монархии в 1789 г. было прямым следствием предшествующего возвышения "буржуазии": "Сила, богатство, просвещение, самостоятельность среднего сословия увеличивались со дня на день, и оно должно было побороть королевскую власть и ограничить ее"5. Этому "классу" Минье отводил ведущую роль в Революции с ее начала и до 10 августа 1792 г. — дня, когда, по его словам, произошло "восстание народа против среднего сословия и конституционной монархии, подобно тому, как 14-ое июля было днем восстания среднего сословия против привилегированных классов и абсолютизма короны"6. Именно после трудов историков эпохи Реставрации, отмечал известный французский исследователь А. Собуль, тезис о том, что революция была "завершением долгой экономической и общественной эволюции, которая и привела буржуазию к власти и к экономическому господству", стал неотъемлемой чертой "классической" (то есть либеральной и социалистической) интерпретации революционных событий: "Со времен Реставрации историки либеральной школы, даже если они нисколько не интересовались экономическими истоками общественного развития, энергично подчеркивали одну из главных особенностей нашей национальной истории: появление, рост и конечную победу буржуазии; занимая промежуточное место между народом и аристократией, буржуазия постепенно создала кадры и выработала идеи нового общества, освящением которого стал 1789 год"7. Подробнее см.: Чудинов А.В. Размышления англичан о Французской революции: Э. Бёрк, Дж. Макинтош, У. Годвин. М, 1996. С. 87. 5 Минье Ф. История Французской революции. СПб.. 1906. С. 34. 6 Там же. С, 155. Собуль А. Классическая историография Французской революции о нынешних спорах / / ФЕ. 1976. М., 1978. С. 155. 101 ! Для марксистской историографии, которая в XX в. начала играть весьма заметную роль внутри "классического" направления, данный постулат имел крайне важное идеологическое значение. Как известно, сочинения французских либеральных историков эпохи Реставрации о противоборстве буржуазии и дворянства явились тем источником, откуда основоположники марксизма, по их собственному признанию, почерпнули идею классовой борьбы, ставшую одной из фундаментальных основ их учения. Придав ей значение универсального социологического закона, К. Маркс и Ф. Энгельс объявили революции "движущей силой" истории в целом. Сама же история в их учении представала чередой социально-экономических формаций, сменявших друг друга в ходе революционных потрясений. Во Французской революции XVIII в. классики марксизма видели наиболее яркий пример "буржуазной революции", приведшей к смене феодального строя капиталистическим. «Франция, — писал Энгельс в предисловии к немецкому изданию 1885 г. "Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта", — разгромила во время великой революции феодализм и основала чистое господство буржуазии с такой классической ясностью, как ни одна другая европейская страна »8. Согласно теоретикам марксизма, во Французской революции XVIII в. именно "буржуазия была тем классом, который действительно стоял во главе движения"9. В советский период, когда марксизм был императивно предписан отечественной историографии в качестве единственно возможной методологии, положения о "буржуазном характере" Французской революции и о ведущей роли в ней буржуазии, изначально лежавшие в основе ряда ключевых положений марксистской теории, воспринимались советскими исследователями как непреложные постулаты. Тесная связь подобной трактовки Революции с марксистско- ленинской идеологией долгое время не позволяла отечественным историкам принять многие из тех результатов, что были получены в ходе исследований, проводившихся по данной проблематике за рубежом с середины 50-х годов. Предпринятая тогда в Западной Европе и Америке ревизия концептуальных основ "классического" видения Французской революции послужила мощным стимулом для активизации соответствующих научных изысканий историками всех направлений. Большинство же представителей советской историографии сначала просто игнорировало идущие на Западе дискуссии по этим проблемам, а с середины 70-х годов заняло весьма негативную позицию по отношению к предпринимавшимся зарубежными исследователями попыткам 8 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 259. 9 Маркс К. Буржуазия и контрреволюция / / Там же. Т. 6. С. 114. 102 сделать основы марксистской интерпретации предметом научного обсуждения^. Смягчение, а затем и полное прекращение идеологического контроля за историческими исследованиями во второй половине gO-x годов открыло возможность для свободной дискуссии и на эту тему о ч е м свидетельствуют выступления участников "круглого стола" 1988 г., и прежде всего А.В. Адо, Е.В. Киселевой и А.В. Ревя- кяна. В том же и следующем году вышли по данной проблематике статьи А.В. Ревякина", а в 1989 г. — коллективный труд под редакцией А.В. Адо "Буржуазия и Великая французская революция", состоявший из четырех очерков, авторы которых постарались учесть и использовать результаты соответствующих зарубежных работ последнего времени. Однако на этом движение в данном направлении, увы, приостановилось. Отчасти снижение интереса отечественных исследователей к социально-экономической проблематике было связано с общим изменением приоритетов мировой историографии, отдававшей в конце XX в. предпочтение вопросам общественного сознания и развития культуры. Вместе с тем, эта общая для различных национальных школ историков тенденция была в нашем случае дополнена влиянием сложившейся у многих представителей среднего поколения российских историков Французской революции "аллергии" на марксистскую методологию, которая им в советские годы навязывалась в качестве единственно возможной. Их отход от марксизма имел своим побочным результатом резкое сокращение в постсоветский период числа исследований по социально- экономической тематике, некогда приоритетной для марксистской историографии. Показательно, что в 1990-е годы у нас в стране была опубликована всего лишь одна (!) статья по социально- экономической истории Французской революции12. Предпринятая в 2001 г. попытка оживить интерес к теме "Французская революция и буржуазия" проведением соответствующего "круглого стола"13 сколько-нибудь заметного отклика в научном сообществе не получила и продолжения практически не имела. Но от того, что о проблеме перестали говорить, она отнюдь не исчезла. Более того, необходимость ее изучения становится все 0 Подробнее см.: Чудинов А.В. Смена вех: 200-летие Революции и российская историография / / ФЕ. 2000. М., 2000. С. 7 - 9 . 1 Ревякин А.В. Революция и экономическое развитие Франции в первой половине XIX века / / Французская революция XVIII века: экономика, политика, идеология. М., 1988; Он же. Французская революция и буржуазия / / ФЕ. 1987. М., 1989. См.: Французская революция XVIII в.: Указатель литературы на русском языке за 1986-1999 гг. / / ФЕ. 2000. М, 2000. "Круглый стол" Французская революция XVIII века и буржуазия / / НиНИ.2002. № 1. 103 более острой, поскольку год от года увеличивается разрыв между уровнем знаний о событиях во Франции конца XVIII в., достигнутым мировой историографией, и интерпретациями Французской революции в отечественной научно-популярной и учебной литературе, адресованной более или менее массовому читателю, - разрыв, на который обращали внимание еще участники "круглого стола" 1988 г.14 Природа не терпит пустоты, и пока профессиональные историки молчат, популяризаторы вынуждены тиражировать давно устаревшие клише: "Буржуазия возглавила революцию. Она боролась против феодально-абсолютистского строя и стремилась к полному его уничтожению" '5. * * * Для начала определимся с терминами. Кто был "буржуазией" во Франции XVIII в.? На первый взгляд, вопрос выглядит наивно, ведь речь идет об одном из основных понятий, уже не одно десятилетие употребляемых в отечественной научной литературе. Его дефиниции есть практически во всех словарях и энциклопедиях. Так, согласно "Большой советской энциклопедии", буржуазия - "господствующий класс капиталистического общества, обладающий собственностью на средства производства и существующий за счет эксплуатации наемного труда"16. А вот какое определение дает вышедший уже в постсоветский период "Иллюстрированный энциклопедический словарь": "общественный класс собственников капитала, получающих доходы в результате торговой, промышленной, кредитно- финансовой и другой предпринимательской деятельности"17. Как видим, в обоих случаях на нервом месте — социально-экономическое содержание понятия. Подобная трактовка опирается на труды теоретиков марксизма, также вкладывавших в данную категорию прежде всего социально-экономическое содержание: "современная буржуазия сама является продуктом ... ряда переворотов в способе производства и обмена"18 и т.д. Именно капиталистическая, предпринимательская буржуазия, по мнению основоположников марксизма, и одержала верх во Французской революции XVIII в.: "Победа буржуазии означала тогда победу нового общественного строя, победу буржуазной собственности над феодальной, ... конкуренции над цеховым строем" и т.д.'9 14 Актуальные проблемы изучения истории Великой французской революции. М., 1989. С. 93. 15 Всемирная история. Т. 16. Европа под влиянием Франции. М.; Минск, 2000. С. 15. 16 Большая советская энциклопедия. М, 1971. Т. 4. С. 127. " Иллюстрированный энциклопедический словарь. М., 1995. С. 105. 18 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 421. 19 Там же. Т. 6. С. 115. 104 Аналогичным образом трактовала буржуазию конца XVIII в. и советская историография. Характеризуя социальный состав населения предреволюционной Франции, авторы вышедшего в 1941 г. фундаментального коллективного исследования по истории Революции относили к верхушке буржуазии "крупных финансистов, откупщиков, крупных купцов-оптовиков, арматоров-работоргов- пев, промышленников, владевших копями, железозаводчиков", а к средней буржуазии — "купцов, владельцев небольших мануфактур и т.д."20, то есть лиц, занятых предпринимательством в сфере производства, торговли или финансов. Точно так же описывали буржуазию Старого порядка отечественные авторы и других общих работ о Французской революции21. Да и сегодня эта точка зрения достаточно часто встречается в отечественной учебной и научно-популярной литературе. Так, авторы вышедшей в наши дни "Всемирной истории" под буржуазией, которая во Франции . XVin в. "возглавила революцию", понимают "промышленников и коммерсантов"22. О том же говорится в одном из весьма популярных постсоветских учебников для вузов: "Во второй половине XVIII в. против абсолютизма поднимается мощная волна оппозиции. Промышленники, которые уже не нуждались в опеке абсолютизма, были во главе этой оппозиции"23. Между тем, в свете дискуссий, прошедших в зарубежной историографии во второй половине XX в., подобное представление о буржуазии Старого порядка выглядит сегодня излишне упрощенным. Еще почти полвека назад английский историк А. Коб- бен в нашумевшей лекции "Миф Французской революции" (1954) поставил под сомнение его обоснованность24. Развивая свои мысли в книге "Социальная интерпретация Французской революции", он подчеркивал, что марксистская историография, характеризуя социальную структуру Старого порядка, относит к "классу буржуазии" социальные группы, имевшие разное положение в обществе, разные интересы и по-разному смотревшие на перспективу преобразований. Объединение же их всех в одном понятии "буржуазия" лишь затушевывает эти реально существовавшие различия'". Французская буржуазная революция / Под. ред. В.П. Волгина и Е.В. Тар- ле. М.;Л., 1941. С. 7. 1 См.:Манфред А.З. Великая французская революция. М., 1983. С. 27-28; Ревуненков В.Г. Очерки по истории Великой французской революции, 1789- 1814 гг. 3-е изд., доп. СПб., 1966. С. 34. ° Всемирная история. Т. 16. С. 7, 15. Новая история стран Европы и Америки/ Под ред. Е.Е. Юровской и и И.М. Кривогуза. М., 1997. С. 67. См.: Cobban A. The Myth of the French Revolution / / Cobban A. Aspects of the French Revolution. L., 1968. cobban A. The Social Interpretation of the French Revolution. Cambridge, 1964. P. 55. 105 Более того, отмечал Коббен, та социальная группа, которая при Старом порядке собственно и называлась "буржуазией", в действительности не имела ничего общего с предпринимательскими слоями или, иными словами, с "буржуазией" в марксистском понимании: "Это были рантье и собственники, жившие "на дворянский манер", то есть ничем не занимаясь, в основном на доходы от собственности и проценты от государственных и частных займов. По своему богатству и образу жизни они принадлежали к дворянству среднего достатка и во многом разделили его судьбу — какой бы она ни была — во время Революции"26. В данной связи любопытно заметить, что в советской историографии не проводилось различия между термином "буржуазия" в том смысле, в котором его употребляли французы XVIII в., и марксистским понятием "буржуазии" как "класса". Например, А.З. Манфред, процитировав известную фразу Робеспьера: "Внутренние опасности исходят от буржуазии" и т.д., комментировал ее следующим образом: "Робеспьер говорил об опасности, исходившей от буржуазии. Это значит, что он хорошо понимал, какой класс стоит за противниками монтаньяров"27. Подобное смешение понятий вело к искусственной модернизации представлений политика XVIII в., которому фактически приписывалась способность к классовому анализу в марксистских категориях. Критика Коббеном марксистской концепции "буржуазной революции", как известно, положила начало продолжительным дебатам между сторонниками "классической" и "ревизионистской" интерпретаций французских событий конца XVIII в. Не станем задерживаться на перипетиях этой дискуссии: они подробно рассмотрены в специальной литературе28. Замечу лишь, что, несмотря на весьма негативное в целом отношение к начатой Коббеном "ревизии", представители западной "классической" историографии, как правило, соглашались с тем, что проблема с определением понятия "буржуазия" — одного из ключевых для данной проблематики — действительно существует. Вот как об этом, например, писал Ж. Лефевр: "Признаем также, что г-н Коббен прав, выделяя различные категории внутри буржуазии и сожалея, что роль движения идей преуменьшается до крайности. Я и сам утверждал, что прогрессивная часть буржуазии состояла не только из тех, кто, развивая производство, подрывал основу Старого порядка..."29 Впро- 26 Ibid. P. 58. 27 Манфред А.З. Указ. соч. С. 322. 28 См., например: Блуменау С.Ф. От социально-экономической истории к проблематике массового сознания. Французская историография революции конца XVIII века (1945-1993 гг.). Брянск, 1995; Comninel С. Rethinking of the French Revolution: Marxism and the Revisionist Challenge. L., 1987; Doyle W. Des origines de la Révolution française. P., 1988. Ch. 1. 29 Lefebvre G. Le mythe de la Révolution française / / Annales historiques de la Révolution française (далее - AHRF). 1956. № 145. P. 342. 106 чем. даже признавая правоту Коббена в этом вопросе, Лефевр, как j^jj видим, попытался смягчить его вывод: на самом ведь деле английский историк говорил не о "различных категориях внутри бур- лсуазии", а о различных "буржуазиях". Предложенное Коббеном "дробление" прежде единого понятия "буржуазия" на несколько было неприемлемо для историков- марксистов по идеологическим соображениям. Собуль прямо расценивал это как посягательство на классовый подход, святая святых марксистской интерпретации: «...Слово "буржуазия" чаще всего употребляется во множественном числе даже французскими историками. Не таится ли здесь более или менее явное намерение отрицать социальную реальность или по крайней мере реальность существования классов?»30 Однако и он отнюдь не возражал против того, чтобы само понятие было уточнено: "...Вспомним о спорах по поводу слова буржуазия. История может двигаться вперед только при том условии, что она будет опираться на ясно разработанные направляющие концепции... Важно было бы договориться об этих необходимых концепциях и определениях, разумеется, могущих подвергаться изменениям и усовершенствованию"31. В отечественной историографии, пожалуй, впервые попытка исследовать состав буржуазии Старого порядка, идя от исторических реалий, а не от постулатов марксистской теории, была предпринята в упоминавшемся выше коллективном труде "Буржуазия и Великая французская революция" Е.М. Кожокиным. Проведя на основе широкого фактического материала, в том числе собранного за последние десятилетия зарубежными учеными, детальный анализ содержания этой социальной категории в XVIII в., он, однако, попытался соединить полученные результаты с традиционными для советской историографии представлениями о буржуазии как "капиталистическом классе". Вследствие этого искусственного сочетания образ буржуазии Старого порядка получился довольно аморфным: "образование многослойное, имевшее капиталистическое ядро и более или менее удаленные, но тяготевшие к нему по характеру доходов, по экономическим, политическим, культурным устремлениям социальные группы"32. Вместе с тем, Е.М. Кожокин подчеркнул, что социальный слой, определявшийся при Старом порядке как собственно "буржуазия", имел в действительности мало общего с капиталистическим предпринимательством. В XVIII в., указывал он, термином "буржуа" обозначали «ротюрье, не занимающегося какой-либо производительной деятельностью, человека, пользующегося оиределен- СобульА. Указ. соч. С. 163. Там же. С. 169. Кожокин Е.М. Французская буржуазия на исходе Старого порядка / / Буржуазия и Великая французская революция. М., 1989. С. 32. 107 ным достатком, живущего "на благородный манер", на государственную или частную ренту»33. Причем со второй половины XVIII в, именно это значение слова было доминирующим. Впрочем, Кожокин отмечал, что существовало и другое, также применявшееся в XVIII в., более широкое и менее четкое значение термина "буржуазия" — верхний слой городских жителей, принадлежавших к третьему сословию и обладавших (в зависимости от местных нюансов) определенным юридическим статусом34. В зарубежной научной литературе также нет единой дефиниции этого понятия. Констатируя, что в XVIII в. оно употреблялось в разных смыслах, авторы выбирают какой-либо из них в зависимости от собственных предпочтений. Так, видный английский специалист по истории Старого порядка У. Доил предлагает следующее, достаточно широкое определение: «Изначально слово "буржуа" означало просто жителя города, но, исходя из того, что буржуа, по определению, не занимались физическим трудом, они отличались этим от остального городского населения. Буржуазия, таким образом, состояла из имущих ротюрье, живших в основном в городах...»35 При подобном подходе в категорию "буржуазии", действительно, попадает некоторая часть предпринимателей, например крупные торговцы — негоцианты. Однако и здесь понятие "буржуазия" имеет скорее культурно-правовое, нежели социально- экономическое значение, поскольку большинство соответствующих данному определению социальных групп (судейские, держатели должностей, рантье) не имело ничего общего с капиталистическим предпринимательством36. Близкой к этой точки зрения придерживаются и такие авторитетные французские исследователи, как П. Губер и Д. Рош. Рассмотрев разные определения понятия "буржуазия", существовавшие во Франции XVI — XVIII вв., они пришли к выводу, что, согласно наиболее распространенному из них, в него входила верхушка городского населения (bons citoyens), состоявшая в основном из лиц трех категорий: держателей должностей (officiers), торговцев (marchands) и получателей различного рода рент. Их всех объединял лишь одинаковый, "буржуазный", образ жизни, отличный от того, что вели, с одной стороны, дворяне, с другой — простолюдины. В остальном каждая из перечисленных категорий имела мало общего с другими, тоже входившими в состав "буржуазии". Они столь радикально отличались друг от друга и по источникам дохода, и по роли в общественно-политической жизни, и даже по своей социальной психологии, что авторы исследования сочли возможным назвать соответствующую главу "Буржуа и буржуазии" 33 Там же. С. 35. 34 См.: Там же. С. 33-35. 35 Doyle W. Des origines... P. 172. 36 Ibid. P. 177-178. 108 п о т р е б и в понятие но множественном числе. Причем из всех этих •буржуазии" к капиталистическому предпринимательству имела прямое отношение лишь одна — торговцы3 7 . Что касается предпринимательства, то новейшие исследования показывают: занимавшийся им экономически активный слой французского общества конца XVIII в. состоял не только из ротю- рье, но и в значительной степени из представителей привилегированных сословий38. В свое время французские историки-марксисты предложшш определять буржуазию по следующим признакам: 1) свободно распоряжается средствами производства; 2) применяет на основе свободного договора рабочую силу, располагающую только своей способностью к труду: 3) присваивает вследствие этого разницу между стоимостью произведенного товара и оплатой затраченного труда39. Однако, если приложить эти критерии к реально существовавшей социальной структуре Старого порядка, то окажется, что им в полной мере соответствуют такие дворяне, как Ле Камю де Лимар, основатель знаменитых медеплавилен Ромийи, или Игнас де Вандель, владелец еще более знаменитого металлургического предприятия Крезо, но уж никак не те бездеятельные рантье, которые собственно и назывались "буржуазией". Таким образом, казавшееся некогда простым и самоочевидным понятие утрачивает в свете новейших исследований прежний смысл и определенность, распадаясь фактически на несколько других, одинаково именуемых, но почти не связанных между собой. Итак, кого ж е во Франции конца XVIII в. можно считать "буржуазией"? Именовавшийся таким образом слой экономически пассивных рантье? Городскую верхушку третьего сословия в целом? Капиталистических предпринимателей, в число которых входили представители всех сословий, в том числе привилегированных? Или. действительно, точнее говорить не об одной, а о многих "буржуазиях"?4 0 37 Goubert P., Roche D. Les Français et l'Ancien Régime. P., 1984. T. 1. P. 170-185. См., например: Кожокин Е.М. Указ. соч. С. 25 — 27; Пи.ченоиа Л.А. Дворянство накануне Великой французской революции. М,. 1987. С. 48 — 50; Richard С. Noblesse d'affaires au XVIII siècle. P., 1974. 39 См.: СобульА. Указ. соч. С. 164. При отсутствии четких критериев понятия "буржуазия" французские историки решают эту задачу каждый по-своему. Причем даже те из них, кто тяготеет к Обществу робесиьеристских исследований, объединяющему сторонников "классической интерпретации", находят сегодня возможным употреблять это понятие во множественном числе — "буржуазии" (см., например, сборник статей: Bourgeoisies de province et Révolution. P., 1987), хотя, как мы видели, еще относительно недавно Собуль расценивал подобное дробление понятия ни больше ни меньше как покушение на теорию классовой борьбы. Перечень же таких "буржуазии" каждый историк, похоже, определяет сам. Так, 109 Впрочем, какой бы ответ мы ни выбрали, сама по себе констатация того, что буржуазия была "разной", логически влечет за собой новый вопрос: Какая именно буржуазия совершила Революцию? Коббен, пожалуй, первым поставивший эту проблему в подобном ракурсе, предложил проводить различие между буржуазией "растущей" [rising) и "приходящей в упадок" (falling). К первой он относил предпринимателей, занятых в торговой, промышленной и финансовой сферах, ко второй — оффисье и близких к ним но своим интересам лиц свободных профессий. При Старом порядке первая из этих двух социальных групп, по мнению английского историка, процветала благодаря происходившему в стране экономическому росту. Положение второй, напротив, ухудшалось из-за непрестанного падения цен на покупные должности и сокращения доходов их держателей. Соответственно, предприниматели не имели сколько-нибудь серьезных оснований желать ниспровержения Старого порядка, а потому и не играли в Революции столь заметной роли, как оффисье, которые собственно и возглавили движение против монархии. Именно держатели должностей и лица свободных профессий, то есть категории населения, далекие от капиталистического предпринимательства, и оказались, по словам Коббена, той "революционной буржуазией", что разрушила Старый порядок. И хотя Революция действительно освободила экономическую деятельность от многих существовавших еще со времен средневековья ограничений, в этом она лишь продолжила политику, начатую еще министрами-реформаторами при Старом порядке41. Свои размышления о том, какая буржуазия совершила Революцию, английский историк подкрепил ссылками на состав Учредительного собрания и Конвента, где торговцы, мануфактуристы и финансисты находились в явном меньшинстве (соответственно 13 и 9%), а большинство депутатов третьего сословия составляли оффисье (43 и 25%) и лица свободных профессий (30 и 44%)42. В дискуссии, вызванной выступлением Коббена, не раз отмечалось, что его концепция не свободна от некоторых упрощений и неточностей. Так, по мнению Дойла, исследовавшего динамику цен на продаваемые должности во Франции XVIII в., Коббен ошибался, говоря об устойчивой тенденции к снижению их рыночной стоимости. По утверждению Дойла, накануне Революции цены на большинство должностей, напротив, росли, что, по его мнению, не Ж.Л. Иссартель, анализируя социопрофессиональный состав местных органов власти в регионе Средней Роны, выделяет "буржуазию Старого порядка", "торговую буржуазию" и "фабричную буржуазию". - IssartelJ.L. Sociétés populaires et élections dans la région du Rhône moyen (1791-an II) / / AHRF. 1998. N 314. P. 615, 618. 41 Cobban A. The Social Interpretation... P. 54-67. 42 Cobban A. The Myth of the French Revolution. P. 111. 110 а е т оснований расценивать оффисье как "приходящую в упадок буржуазию"-*. Вместе с тем, многочисленные исследования, мощным стимулом АЛ51 проведения которых стала указанная дискуссия, подтвердили, что поставленные Коббеном проблемы в целом актуальны и заслуживают самого пристального внимания. Не затрагивая всех аспектов этих дебатов, коснусь некоторых из них. Наблюдение Коббена относительно существенных различий в экономических интересах и политических устремлениях разных "буржуазии" — в частности, предпринимателей, с одной стороны, и оффисье вместе с лицами свободных профессий ("буржуазии таланта", как их еще иногда называют) — с другой — нашло подтверждение в целом ряде локальных исследований. Возьмем для примера такие большие, но столь непохожие друг на друга города, как Тулуза и Марсель. Тулуза, где торговля и промышленность имели относительно слабое развитие, была известна, прежде всего, как один из ведущих административно-судебных центров. Расположенные там многочисленные суды обеспечивали городу важную роль в жизни страны и служили основным источником дохода для населения. Неудивительно, что именно судейские и, прежде всего, адвокаты парламента составляли наиболее влиятельную и богатую социальную категорию внутри третьего сословия44. Их образ жизни, существенно отличавшийся оттого, который вело большинство коммерсантов, был близок к образу жизни дворян-землевладельцев. Свободные средства судейские также предпочитали вкладывать в приобретение земли45. Хотя социальная мобильность между группами, составлявшими верхушку третьего сословия, например между капиталистической и некапиталистической буржуазией, имела место, однако масштабы ее были достаточно ограничены. Так, отцы 31,6% адвокатов тоже были адвокатами; 23,6 — юристами других специальностей (прокурорами, нотариусами и т.д.); 15,8 — буржуа-рантье и лишь 12% — коммерсантами46. В период "предре- волкэции" судейские в целом и адвокаты парламента в частности играли, как самая просвещенная и политически наиболее актив- 43 Doyle W. The Price of Offices in Pre-Revolutionary France / / Historical Journal. 1984. N27. Впрочем, в научной литературе высказывалось также мнение, что, несмотря на некоторое подорожание должностей к концу Старого порядка, на протяжении предшествовавшего этому столетия все же преобладала тенденция к падению цен на них. — См.: Mousnier R. Les Institutions de la France sous la monarchie absolue. P., 1980. Vol. 2. P. 346 — 347; Малов В.H. Ж.-Б. Кольбер. Абсолютистская бюрократия и французское общество. ML, 1991. С. 100-101. Berlanstein L.R. The Barristers of Toulouse in the Eighteenth Century (1740-1793). Baltimore, 1975. P. 3, 47-55. 45 Ibid. P. 55-60, 67-77. 46 Ibid. P. 34-35. I l l ная социальная группа, ведущую роль в организации парламентской оппозиции монархии. С началом же Революции и переходов Тулузского парламента в лагерь ее противников лидерами "антиаристократического" и антимонархического движения стали опять же не торговцы или мануфактуристы, а служащие судов низшей инстанции47. Ни о каком противоборстве предпринимательской буржуазии и дворян-землевладельцев не было и речи1». Даже такой авторитетный представитель "классической" историографии, как Ж. Годшо, признавал, что политическая борьба в Тулузе конца XVIII в. не вписывается в марксистские представления о "классовом конфликте"49. В Марселе, одном из ведущих центров морской торговли, между негоциантами и собственно "буржуазией", то есть верхним слоем городского населения, не связанным с коммерцией, при Старом порядке тоже существовали глубокие различия не только по источникам доходов, но и по культурному уровню и повседневному образу жизни50. С начала же Революции эти социальные группы повели между собой острую борьбу за влияние в городе. Как показал в своем исследовании британский историк У. Скотт, негоцианты, наиболее богатая и просвещенная часть населения, традиционно игравшая ведущую роль в жизни Марселя, связывали с созывом Генеральных штатов надежды на умеренные реформы по улучшению государственного управления. Однако, оказавшись в период избирательной кампании объектом резких нападок со стороны некапиталистической "буржуазии", они заняли оборонительную позицию, пытаясь сохранить свое руководящее положение. За подписание "патриотических" петиций негоцианты увольняли подчиненных, причем даже столь уважаемых, как капитаны морских судов; оказывали грубое давление на избирателей, наполняя собрания "буржуазии" своими людьми; а 19 августа 1789 г. даже тайно обратились к властям с просьбой ввести в Марсель королевские войска и предать суду "патриотических" лидеров. И все же марсельским негоциантам не удалось сохранить принадлежавшую им ранее власть в городе: в феврале 1790 г. был избран новый. "буржуазный" муниципалитет51. 47 Ibid. P. 141 etsuiv. 48 Sentou J. Fortunes et groupes sociaux à Toulouse sous la Révolution. Toulouse, 1969. P. 469. 49 Godechot J. La Révolution française dans le Midi toulousain. Toulouse, 1986. P. 33. 50 Как писал современник, "это будто два разных народа, которые под именем марсельцев составляют один". — См.: Carrière Ch. Négociants marseillais au XVIII siècle: Contribution à l'études des economies maritimes. P., 1973. T. 1. P. 248; Кожокин ЕМ. Указ. соч. С. 34. 51 Scott W. The urban bourgeoisie in the French revolution: Marseille, 1789 — 92 / / Reshaping France: town, country and region during the French Revolution / Ed. by A. Forrest, P. Jones. Manchester, 1991. P. 8 6 - 104. 112
