Можно считать знаковым явлением то, что значение Аристотелевской "Эконо- мики" оказалась слишком заниженным в наше время. Немного было мыслителей, чьи исследования в различных областях на протяжении многих веков привлекали бы столько же внимания, как исследования Аристотеля. И в то же время его учение о предмете, которому он посвятил особое внимание, и который является особенно важным для нашего собственного поколения, а именно, экономика, недостаточно оценивается ведущими умами нашего времени.1 Влияние Аристотеля на экономические воззрения средневекового города, которое он оказывал через Фому Аквинского, было так же велико, как позже это было с Адамом Смитом и Давидом Рикардо в отношении мировой экономической науки девятнадцатого века. Можно, конечно, сказать, что затем, по мере становле- ния рыночной системы и последовавшего за ним возникновения классической школы, экономическое учение Аристотеля стало забываться. Но этим утвержде- нием дело не ограничивается. Наиболее откровенные среди современных экономистов, похоже, считают, что почти все, что он написал по вопросам, касающимся существования человека, носит отпечаток некоей губительной слабости. Из двух занимавших его широкомасштабных вопросов - природа экономики и вопросы торговли и справедливой цены - ни один не был доведен до четкого ответа. Человек, как любое животное, представлялся ему по своей природе самодостаточным. Следовательно, экономическая деятельность не вызывалась безграничностью человеческих желаний и нужд или, как говорят теперь, относительной редкостью благ. Торговля, согласно Аристотелю, возникла из неестественного стремления делать деньги, которое было безграничным, в то время, как цены должны соответствовать правилам справедливости (фактическая формула продолжала оставаться совершенно туманной). Были также его замеча-
Перевод выполнен Н.А. Розинской при поддержке РФФИ (грант № 01-06-80068) из Главы 5 "Аристотель открывает экономику", стр.64-94 книги Карла Поланьи, Конрада М. Аренсберга и Гарри В.Пирсона "Торговля и Рынок в ранних империях", Гленкоэ: Свободная пресса, 1957 г. Перепечатано с разрешения издателя. /Раздел этой главы озаглавлен "Анонимность экономики в раннем обществе". Это особенно четкое заявление из числа некоторых ведущих идей и концепций Поланьи, которыми он пользуется для анализа примитивных и архаичных экономик. Первые пять параграфов первоначального варианта этого эссе здесь не приводятся. Изд./ 1. А.Шумпетер "История экономического анализа" / Нью-Йорк, 1954 г./стр. 57 "Выступление Аристотеля ... претенциозно прозаично, несколько посредственно и более, чем несколько помпезно с точки зрения здравого смысла". Шумпетер не сомневался, что Аристотель занимался "анализом фактических рыночных механизмов. Несколько частей свидетельствуют о том, что .... Аристотель пытался проделать это и не смог" /стр.60/. Самое последнее детальное исследование является не менее негативным в отношении качеств вопроса, о котором идет речь. См.: Ч.Дж.Соудек "Теория обмена Аристотеля", Proceedings of American Philosophical Society, том 96 HP 1 /1952 г./; Джозеф Дж.Спенглер "Аристотель о негативных сторонах экономики и связанных с этим вопросах", Southern Economics Journal. XXI /апрель 1955 г./, 386, раздел 59: единственное исключение: "Аристотель не заботился о том, как формируются на рынке цены".
3
ния - яркие, хотя и не до конца последовательные - о деньгах и несколько озадачивающий взрыв возмущения против взимания процентов. Этот результат считался столь скудным и фрагментарным, в основном, из-за ненаучного предубе- ждения - предпочтения того, что должно быть, тому, что есть. Например, утверждение, что цены должны зависеть от относительного положения в обществе партнеров по обмену, воистину представлялось почти абсурдной точкой зрения. Представляется, что это, унаследованное от классической Греции резкое расхождение с привычным направлением мыслей, заслуживает большего внимания, чем оно получило до сих пор. Уровень мыслителя и серьезность предмета должны заставить нас усомниться прежде, чем принять решение об окончательном вычеркивании из науки учения Аристотеля об экономике. Совершенно иная оценка взглядов Аристотеля будет дана в данной работе. Вы увидите его рассматривающим проблему существования человека с радика- лизмом, на который не был способен ни один из последующих авторов - никто из них не проникал так глубоко в материальную организацию жизни человека. Если говорить по существу, то он поставил во всей своей широте вопрос о месте, занимаемом экономикой в обществе. Мы должны углубиться в прошлое, чтобы объяснить взгляды Аристотеля на то, что мы называем "экономикой", чтобы понять, что заставило его рассматривать делание денег в процессе торговли и справедливую цену в качестве главных политических вопросов. Мы согласны с тем, что вряд ли экономическая теория может получить что-либо от Книги 1 "Политики" или Книги V "Никомаховой Этики". Современный экономический анализ имеет своей целью пролить свет на функции рыночного механизма, т.е. такого института, который еще не был знаком Аристотелю. В основе нашего подхода лежит утверждение, что экономисты-историки совер- шенно неправильно определили место классической античности в истории развития рыночных механизмов. Несмотря на интенсивную торговую деятель- ность и относительно передовые методы использования денег, в целом история рынка в Греции во времена Аристотеля еще только начиналась. Соответственно, свойственные иногда Аристотелю нечеткость и неясность формулировок должны приписываться, помимо предполагаемой отдаленности философа от повседневной жизни, сложности выразить то, что представляло собой совершенно новое явление. Речь не может идти о том, что Аристотель якобы недостаточно изучил и понял типичные для современной ему Греции процессы, которые к тому же подпитыва- лись тысячелетними традициями цивилизаций Востока. Такой подход оставляет классическую Грецию, несмотря на то, что некоторые из ее восточных областей продвигались уже к рыночным механизмам, все же на значительно более низком уровне развития рынка, нежели тот, который ей позже приписывался. Таким образом, греки могли и не быть, как это с уверенностью предполагается, теми, кто с запозданием подхватил методы коммерческой практики, развитой в восточных империях. Скорее, они были более поздними пришельцами в цивилизованный, но безрыночный мир, и обстоятельства вынуди-
4
ли их стать первооткрывателями в развитии новых торговых методов. Максимум, что можно сказать об этих методах, это то, то они находились на точке поворота в сторону рыночной торговли. Все это не только не уменьшает, как это может показаться при поверхностном взгляде, значение идей Аристотеля по экономическим вопросам, но, напротив, значительно повышает их важность. Поскольку, если наше "нерыночное" прочтение Месопотамской истории соответствует фактам, в чем мы более можем не сомневаться, то у нас есть причина верить, что в произведениях Аристотеля мы находим правдивое описание очевидцем некоторых черт зарождающейся рыночной торговли при ее первом появлении на свет в истории цивилизации.
АНОНИМНОСТЬ ЭКОНОМИКИ В РАННЕМ ОБЩЕСТВЕ
Аристотель пытался теоретически овладеть элементами нового комплексного социального явления в statu nascendi. Экономика, когда она впервые привлекла осознанное внимание философа (его прежде всего интересовали вопросы коммерческой торговли и разница между покупной и продажной ценами товара), была уже обречена судьбой пройти сложный путь своего развития и полностью проявить себя почти двадцать веков спустя. Увидев зародыш, Аристотель предугадал, как будет выглядеть полностью сформировавшаяся особь.2 Инструментом анализа, с помощью которого следует исследовать этот переход экономики от состояния безымянности к обособленному существованию, является противопоставление внедренного и не внедренного положения экономики по отношению к обществу. Не внедренная экономика девятнадцатого столетия была отделена от остального общества и в особенности от политической системы. В рыночной экономике производство и распределение материальных благ, в принципе, осуществляется посредством саморегулирующейся системы рынков. Эта система руководствуется своими законами - законами спроса и предложения - и приводится в движение страхом перед голодом и стремлением к прибыли. Ни кровные узы, ни законодательное принуждение, ни религиозные обязательства, ни верность вассала вассалу, ни магия, а специфические экономические институты, такие, как система частного предпринимательства и заработной платы, заставляют отдельного человека принимать участие в экономической жизни. С таким положением дел мы, конечно, неплохо знакомы. В условиях рыночной системы существование человека обеспечивается институтами, руководимыми экономическими мотивами и управляемыми законами специфически экономиче- ского характера. Всеобъемлющий механизм экономики может рассматриваться как работающий без сознательного вторжения человека или государства; никакие другие стимулы, кроме страха перед нищетой и стремления к законной прибыли,
2
См. Карл Поланьи "Великая трансформация" /Нью Йорк, 1944 г., стр. 64.
5
не должны быть задействованы; никакое другое юридическое требование не устанавливается, кроме защиты собственности и выполнения контракта; при заданном распределении ресурсов, покупательной силы, а также индивидуальной шкалы предпочтений результат будет оптимальным в отношении удовлетворения потребностей для всех. Таковы представления девятнадцатого века об отдельной экономической сфере в структуре общества. Мотивационно она предельно ясна, поскольку получает свой импульс от жажды получения денег. Институционально она отделена от политического (правительственного) центра. Она становится автономной областью, которая функционирует по своим собственным законам. Здесь мы имеем крайний случай невнедренности экономики в общество, берущий свое начало от момента начала широкого использования денег в качестве средства обмена. По сути говоря, отличие экономики, внедренной в общество, от не внедрен- ной, есть вопрос степени. Тем не менее, это отличие является фундаментальным для понимания современного общества. Его социологическая основа была сначала сформулирована Гегелем в 1820-х годах и развита Карлом Марксом в 1840-х годах. Его эмпирическое открытие в исторических терминах было совершено сэром Генри С.Мейном в 1860-е годы в римских правовых категориях статуса и контракта; наконец, это положение рассматривалось Брониславом Малиновским в 1920-х годах в более всеохватывающих терминах экономической антропологии. Сэр Генри С.Мейн решил доказать, что современное общество строится на контракте, в то время как древнее общество покоилось на статусе. Статус устанавливается рождением - местом человека в семье - и определяет права и обязанности конкретного человека. В основе статуса лежит родство и институт усыновления; его роль сохраняется при феодализме и, с некоторыми оговорками, вплоть до эпохи гражданского равноправия, устанавливаемого в девятнадцатом веке. Но уже в римском праве статус был постепенно заменен контрактом, т.е. правами и обязанностями, проистекшими из двусторонних договоренностей. Позже Мейн раскрыл универсальный характер организации статуса, рассматривая деревенские сообщества в Индии. В Германии Мейн нашел ученика в Ф.Тённисе, концепция которого была отражена в названии его труда "Сообщество и общество" (Gemeinschaft und Gesellschaft), 1888г. "Сообщество" соответствовало "статусу, "общество" - "контракту". Макс Вебер частенько использовал слово "Gesellschaft" в смысле группы контрактного типа, а "Gemeinschaft" - в смысле группы статусного типа. Следовательно, его собственный анализ места экономики в обществе, в котором, правда, временами чувствовалось влияние Мизеса, был скорее сформирован идеями Маркса, Мейна и Тённиса. Эмоциональное значение, придаваемое статусу и контракту, так же, как и соответствующим "сообществу" и "обществу", резко отличалось у Мейна и у Тённиса. Для Мейна доконтрактный период в жизни человечества означал темные века родо-племенного строя. Внедрение контракта, по его представлению,
6
эмансипировало индивидуума от уз статуса. Симпатии Тённиса лежали на стороне внутренней близости, свойственной сообществу, в противовес безличному характеру организованного общества. "Сообщество" идеализировалось им, как условие, при котором жизни людей вплетались в сетку общего опыта, в то время, как "общество" для него никогда не отдалялось от cash nexus, как Томас Карлейль называл взаимоотношения лиц, связанных исключительно узами рынка. Полити- ческий идеал Тённиса состоял в восстановлении сообщества, но не путем возвращения к стадии, предшествующей образованию общества, т.е. к авторита- ризму и патернализму, а путем продвижения к высшей стадии пост-общества (post- society), которая следовала бы за нашей нынешней цивилизацией. Он представлял это сообщество в качестве кооперативной фазы человеческого существования, которое сохранило бы преимущества технического прогресса и индивидуальную свободу при одновременном восстановлении полноты жизни. Работы Гегеля и Маркса, Мейна и Тённиса по вопросу эволюции человече- ской цивилизации были восприняты многими европейскими учеными как законченный конспект истории общества. В течение долгого времени направле- ние, которое они начали разрабатывать, не получало дальнейшего развития. Мейн рассматривал эти вопросы, как имеющие отношение к истории права, включая его корпоративные формы, как, например, в индийской деревне. Социология Тённиса возрождала очертания средневековой цивилизации. Только после основополагаю- щих трудов Малиновского по вопросу о природе примитивного общества для описания места экономики в обществе был применен следующий антитезис: статус (Gemeinschaft) доминирует там, где экономика внедрена в неэкономические институты; главенство контракта (Gesellschaft) определяется существованием экономики в обществе как обособленной сферы, обладающей собственным механизмом мотивации. Мы можем легко видеть суть этого в терминах интеграции. Контракт - это юридический аспект обмена. Неудивительно поэтому, что общество, которое базируется на контракте, должно иметь институционально отдельную и мотиваци- онно ясную экономическую сферу обмена, а именно, рынок. Статус, с другой стороны, соответствует более ранним условиям, которым в общих чертах сопутствуют взаимность и перераспределение. Пока эти формы интеграции превалируют, нет нужды для возникновения отдельного понятия "экономика”. Элементы экономики в данном случае внедрены в неэкономические институты, а сам экономический процесс проявляет себя через посредство родства, брака, возрастных групп, тайных обществ, тотемных ассоциаций и общественных торжеств. Термин "экономическая жизнь" в данных условиях не имеет явного значения. Такое положение дел, весьма странное для современного человека, зачас- тую ярко демонстрируется в примитивных сообществах. Иногда для наблюдателя почти невозможно собрать фрагменты экономического процесса и составить их вместе. Что касается отдельного человека, то его органы чувств не в состоянии передать какой-либо опыт, который он смог бы обозначить в качестве "экономиче-
7
ского". Он попросту не осознает ничего о сущности своего интереса в отношении средств к существованию. И все же отсутствие такого понимания, как представля- ется, не создает для него препятствий при выполнении его каждодневных задач. Скорее напротив, знание об экономической сфере будет вести к уменьшению его способности спонтанного отклика на нужды, связанные с его существованием и определяемые, в основном, через другие не экономические каналы. Все это зависит от того, каким образом организована экономика. Побуди- тельные мотивы индивидуума, которые были названы, являются, как правило, результатом ситуаций, созданных факторами неэкономического - семейного, политического или религиозного - порядка; размер экономики маленькой семьи представляет собой едва ли нечто большее, чем точку пересечения между линиями деятельности, осуществляемой более крупными родственными группами в различных местах проживания; земля либо используется в качестве общественного выгона или способы её использования в разных назначениях могут быть присвое- ны членами различных групп: рабочая сила - это просто абстракция, "выпрошен- ная" помощь, предлагаемая различными группами помощников в определенных случаях; в результате, сам процесс движется по проторенным колеям разных структур. Соответственно, до настоящего времени формы добывания человеком средств к существованию привлекали значительно меньше его сознательного внимания, нежели большая часть других сторон его организованного существова- ния. В отличие от родства, магии или этикета с их мощными ключевыми словами экономика как таковая оставалась без названия. Как правило, термина, который смог бы передать концепцию экономики, не существовало. Соответственно, как можно судить, не существовало и такого понятия. Клан и тотем, пол и возрастная группа, сила ума и церемониальные процедуры, обычаи и ритуалы были введены в практику посредством очень сложных систем символов, в то время как экономика не обозначалась никаким словом, которое имело бы смысл добывания продоволь- ствия для существования человека. Не может быть просто делом случая то, что до недавнего времени не существовало названия, которое передавало бы организацию материальных условий жизни, в языке даже цивилизованных народов. Только двести лет назад экзотерическая секта французских мыслителей создала термин и назвала себя экономистами. Они претендовали на открытие экономики. Основной причиной отсутствия кокой бы то ни было концепции экономики является трудность идентифицировать экономический процесс в условиях, когда он внедрен в неэкономические институты. Конечно, в состоянии неопределенности находится только концепция эко- номики, а не сама экономика. Природа и общество изобилуют видами деятельно- сти, которые формируют существо жизнедеятельности человека. Времена года приносят с собой время урожая, сопровождаемое периодами напряженности и отдыха; торговля на дальние расстояния обладает своим ритмом подготовки и сборов, с заключительными торжествами по поводу возвращения купцов; и все виды предметов, будь то каноэ или украшения, производятся и в конечном итоге
8
используются различными группами лиц; каждый день недели в семейных очагах готовится еда. Каждое единое событие содержит в себе обязательно целую связку экономических единиц. И все же, несмотря на это, единство и связь этих фактов не отражаются в сознании людей, поскольку серия взаимодействий между людьми и их естественным окружением может иметь различные объяснения, из которых экономическое только одно. Существуют и другие объяснения, более яркие, более драматические или более эмоционально окрашенные, и это не дает экономическо- му взгляду на жизнь сформироваться в значительное целое. Там, где различные силы вкрапливаются в действующие институты, концепция экономики оказывает- ся более путанной для индивидуума. Антропология дает этому много примеров: 1. Там, где физическая площадка жизни человека не может быть идентифицирована с какой-либо стороной экономики, его место проживания - домашнее хозяйство с его материальным окружением - не имеет значительного отношения к экономике. Это будет, как правило, именно так, когда действия, относящиеся к разным экономическим процессам, скрещиваются в одной точке, в то время, как действия, формирующие один и тот же процесс распределяются в целом ряде, не связанных между собой точек. Маргарет Мид описала, как говорящий на папуасском наречии арапеш из Новой Гвинеи представляет свое физическое окружение. Типичный мужчина-арапеш живет хотя бы часть времени на земле, которая ему не принадлежит (поскольку каждый человек живет в двух или более деревнях, так же, как в садовых домиках, домиках около охотничьего куста и в домиках рядом с его пальмой саго). Вокруг дома пасутся свиньи, которых кормит его жена, но которые принадлежат или одному из ее родственников или одному из его родственников. Рядом с домом растут кокосовые пальмы и пальмы бетель, которые также принадлежат другим людям, и фрукты этих деревьев он никогда не тронет без разрешения владельца или того, кто назначен собственником в качестве распорядителя над фруктами. Он охотится на территории, покрытой кустарником, принадлежащей брату жены или двоюродному брату, по крайней мере, часть своего охотничьего времени, а остальное время к нему, на его участке кустарника, присоединяются другие, если, конечно, он имеет таковой участок. Он обрабатыва- ет свое саго в зарослях саго других, а также в своих собственных. Что касается личной собственности в его доме, которая имеет хоть какую-то постоянную ценность, как-то крупные горшки, тщательно вырезанные тарелки, доброкачест- венные копья - таковые были уже переуступлены его сыновьям, хотя они могут быть пока еще всего-навсего младенцами, учащимися ходить. Его собственная свинья или свиньи находятся далеко в других деревушках: его пальмовые деревья разбросаны на протяжении трех миль в одном направлении, в двух - в другом: его пальмы саго разбросаны еще дальше, а его садовые участки находятся там и сям, по большей части, на земле других. Если над костром на палке висит мясо, то это либо мясо животного, убитого кем-то другим: братом, братом жены, сыном сестры и т.д., и данного ему, тогда он и его семья могут есть его, или это мясо животного, которого он убил сам и которое он коптит с тем, чтобы отдать кому-либо еще,
9
поскольку есть то, что ты убил сам, будь это даже маленькая птичка, является преступлением, на которое, считает арапеш, может пойти только сумасшедший. Если дом, в котором он находится, является номинально его собственностью, то он должен был быть построен, по меньшей мере, частично, из столбов и планок домов других людей, которые были разобраны или временно покинуты, и из которых он взял взаймы строительный лес. Он не будет резать балки так, чтобы они подошли по размеру его дому, поскольку они слишком длинные, так как они могут понадобиться позже для чьего-то еще дома, который имеет другую форму или размер ... Вот как выглядит картина обычных экономических связей человека.3 Сложность социальных отношений, которыми объясняется этот набор каждо- дневных действий, потрясающа. И все же только на фоне таких взаимоотношений, знакомых ему, выраженных и ярко развернутых в ходе его собственного личного опыта, арапеш способен найти свое место в экономической жизни, элементы которой, как мозаика, разбиты на множество различных социальных взаимоотно- шений неэкономического характера. Вот и все о том аспекте экономического процесса, где превалирует взаимность. 2. Другой значительной причиной отсутствия в примитивном обществе интегра- ционного эффекта экономики является отсутствие в нем такого свойства как количественность. Тот, кто владеет десятью долларами, не называет, как правило, каждый доллар отдельным именем, но представляет их скорее, как взаимозаме- няемые единицы, которые могут складываться, вычитаться и обмениваться один на другой. Без понятия количественности, от которого зависят значения таких терминов, как запас благ или баланс прибыли и убытков, понятие экономики будет, пожалуй, лишено всякой практической ценности. Оно не будет способно дисциплинировать поведение человека, вызывать или поддерживать его усилие. И все же экономический процесс сам по себе не предполагает количественность; тот факт, что средства к существованию подлежат исчислению, является просто результатом определенного способа организации экономики. Экономика Тробрианских островов, например, организована как непрерыв- ный процесс, руководствующийся принципом дай-и-возьми. При этом не возникает ни возможности установления строгого баланса между тем, что приносится в дар и тем, что получается взамен, ни понятия запаса благ. Взаим- ность требует адекватности откликов, а не математического равенства. Соответст- венно, трансакции и решения не могут быть сгруппированы с какой-либо точностью с экономической точки зрения, т.е. в соответствии с тем, как влияют на удовлетворение материальных потребностей. Цифры, если они и есть, не соответ- ствуют фактам. Хотя экономическое значение акта может быть огромным, очень сложно оценить его относительную важность.
